Путь беженца из Донбасса. Страх, разочарование, надежда

 

Тех, кто нашел постоянное жилье и работу, пока очень мало. Между тем близится осень, когда временные помещения вроде студенческих общежитий придется освобождать. Что ждет дальше этих людей? 

 

 

 

На термометре плюс 36, палящее солнце в донской степи. На выезде из российского Донецка разбит палаточный лагерь. Это перевалочный пункт: людей автобусами привозят с Украины, оставляют на три дня, а потом отправляют дальше. Кого-то в капитальный лагерь, кого-то к родственникам, а кого-то на работу в выбранный регион. Еще недавно палатки были переполнены – более трех тысяч человек на 800–1000 мест размещения. Но сейчас под Донецком лишь четыре сотни беженцев. К 1 сентября этот и другие палаточные лагеря должны закрыть. Из удобств – летний душ и баня.  

 

Однако Владимир из Луганска живет в лагере уже неделю. Он ждет жену и дочерей. Сейчас, под обстрелами, мало кто рискует выезжать из города. Мобильной связи с осажденным Луганском нет. Владимир верит, что скоро в боях наступит передышка, и тогда автобус привезет его семью. «С 3 августа у нас не было электричества и водоснабжения. Взлетели цены, не стало мяса, потому что не работали холодильники. Но дочь уперлась, не хотела бежать. Я уехал, чтобы своим примером на что-то сподвигнуть их», – словно оправдывается мужчина.  

 

 

Внутри палатки – десяток спальных мест. При виде корреспондента обитатели торопливо начинают наводить порядок. Отношение к российским СМИ, как и к России вообще – исключительно положительное. Нашу страну благодарят за предоставленный кров и за поддержку. «Я здесь живу три дня, а вечером на автобусе – в Астрахань. Там родственники, и обещали жилье и работу, да я хоть уборщицей согласна», – пожилая Лариса из города Молодогвардейска не верит, что когда-нибудь вернется домой на Украину. 

 

Сергей, крепкий парень, сидя на койке, рассуждает о причинах войны: «Они же, Западная Украина, нас всегда ненавидели. У шахтера, который всю жизнь пахал, пенсия 6000–7000 гривен. А эти по Европам разъезжали, пенсию не наработали, а потом ругались, что это шахтеры такие богатые. А трудяги потому что». Друзья Сергея – в ополчении. Я спрашиваю, почему он сам не пошел воевать со столь нелюбимыми западенцами. Парень, явно смущаясь, говорит про семью, которую не мог оставить на произвол судьбы. «Знаете, ополченцы тоже разные! – вмешивается супруга Наталья. – Один взял автомат и ходит, весь такой крутой. А мы мирные жители, мы не умеем воевать». 

В паре сотен километров южнее Донецка, на берегу Азовского моря находится другой лагерь, уже капитальный – «Дмитриадовский». Раньше здесь отдыхали дети, теперь живут беженцы. У каждой семьи отдельная комната, организовано трехразовое питание и даже кое-какой досуг для ребенка – кому карате, кому театральный кружок.    

 

 

«Они сюда как на курорт приезжают: отдохнуть, поесть, отоспаться. Иные в России-то не собираются оставаться. Вы на машины посмотрите», – кивает на ворота попросивший об анонимности сотрудник лагеря. Как раз подъезжает блестящий черный Range Rover с украинскими номерами. Говорят, навестить семью в «Дмитриадовский» наведываются ополченцы. Потом возвращаются воевать. 

 

Впрочем, курортное настроение далеко не у всех. Мы оказываемся в лагере под вечер, и, никого не предупредив, администрация поначалу не хочет с нами разговаривать, пока не приедет замглавы Неклидовского района Александр Третьяков. Ждем чиновника, а по лагерю уже прошел слух о появлении журналистов, вскоре нас окружает группка беженцев. «Вы напишите, все очень хорошо – питание, условия. Но мы не хотим тут сидеть, на шее у России, мы хотим работать», – говорят они. В лагере около тысячи человек, многие уже больше месяца. Они ждут, когда будет отправка в регионы России, где дадут работу и в идеале – временное жилье. Но этого не происходит. За весь июль 90 человек уехало в Тюмень и около 30 в Калугу. Я спрашиваю, почему бы не отправиться самостоятельно. Основной ответ – нет денег плюс боязнь лишиться особого статуса беженца, превратившись в обычного мигранта.   

 

Татьяна Космачева из Артемовска – дама с активной позицией. На Украину она точно не вернется: была волонтером при подготовке референдума, раздавала листовки за ДНР, теперь опасается мести. После ужина она ходит по лагерю и записывает, кто хочет поехать в Сургут. Вроде бы достигнута предварительная договоренность с потенциальным работодателем. За полчаса набирается два десятка подписей. Спустя три недели я созваниваюсь с ней, чтобы узнать новости. «Недавно в лагере выступил Третьяков, сказал, к 1 сентября все закроют, кто не уедет, того казаки нагайками разгонят, – говорит она в трубку взахлеб, а я не знаю, правда это или очередная «страшилка». На Сургут квот не было, утром 21 августа их, десять взрослых и троих детей, посадили в поезд на Уфу, не дав с собой даже сухого пайка. Что ждет дальше – непонятно. Татьяна не оставляет надежды поехать в Сургут к племяннице, но денег на билет нет. Суммарная стоимость проезда на поезде от Ростова-на-Дону до Сургута около 10 тысяч рублей. День проживания беженца в лагере обходится бюджету в 800 рублей. За прошедшие три недели набежало почти на два билета. 

 

Но в тот вечер в начале августа «Дмитриадовский» еще не собираются ликвидировать, жалоб и истерик нет, царит спокойная и дружелюбная атмосфера. Ирина Готман, беженка из Луганска, вызывается провести для меня экскурсию. Оказавшись в своей комнате, она сразу тянется к фотоальбому. Ирина возглавляла отделение Международного благотворительного фонда имени святой Ксении Петербуржской. Вот раздача еды бездомным, вот концерт в детском онкологическом отделении, а вот мероприятие в поддержку «Беркута»... В те самые дни, когда спецназ разгонял людей в центре Киева. 

 

 

«А что нам Януковича не любить? При нем в Луганске открывались новые детсады, строились больницы, в том числе новый блок в онкологическом центре. А если где-то воровал, я этого не знаю, да и все воруют, наверное», – для Ирины Майдан однозначно государственный переворот в пользу западных регионов. К беседе тут же подключается муж, Сергей Готман. По профессии электрик, он против США, Европы, либеральных ценностей, рыночной экономики, олигархов и фашистов. И за Россию. Верит, что видел на Майдане бойцов НАТО. Больше месяца не разговаривает со своей сестрой в Киеве. «Она у меня проамериканская, но раньше мы общались. А когда она сказала, что в Луганске не было кассетной бомбардировки, мол, это выдумка, я положил трубку и больше никогда не звонил», – говорит он. К руководству ЛНР отношение прохладное. «Еще в начале всех событий одна девушка написала на нее, – кивок на Ирину, – донос в спецслужбы Украины: мол, активистка, за референдум, все прочее. А потом смотрю, эта девушка уже в администрации республики. Теперь я ни старым, ни новым не верю». 

Во дворе дома номер 2/38 на Пятницкой – УФМС по Московской области – шумно и многолюдно. Общее настроение – недоумение вкупе с раздражением. Сотрудник службы проводит под деревом импровизированную лекцию, пытаясь успокоить толпу. Все лето беженцы прибывали в столичный регион. Временных пунктов здесь немного, большинство живет у родственников и друзей. Приехав, люди подавали в УФМС документы на временное убежище. Этот статус предоставляется на год, он не позволяет выезжать из России, зато дает право легально работать. Многие с нетерпением ждали заветной синей корочки. Но недавно появилось распоряжение правительства РФ, согласно которому с 1 августа Москва и область не предоставляют временного убежища украинцам. Масса людей (в областном УФМС говорят о 14 тысячах, обратившихся за консультациями) лишилась надежды на легальное трудоустройство. 

 

Вместо этого беженцам предлагают записаться на отправку в другие регионы. Но властям нужно подготовиться к приему, найти транспорт, в общем, это не быстрый процесс. А пока приехавшим из Донбасса остается лишь работать нелегально либо сидеть на шее у тех, кто их приютил.

 

 

 

«А как выбирать, пальцем в небо? Я и регионов-то не знаю, родственников нигде нет. А поедешь, может, на всю жизнь», – растерянно говорит Светлана, повар-кондитер из поселка Металлист Луганской области. Сейчас она живет в подмосковном детском лагере «Зеленая горка», пункте временного размещения беженцев. Большинство обитателей лагеря, конечно, рассчитывали остаться в столичном регионе. «Знаете, я всю жизнь в городе жил, не привык, чтобы удобства на улице, – ворчит молодой Сергей из Горловки. – Сейчас увезут непонятно куда, и выбирайся как хочешь». Мне хочется напомнить ему известную поговорку про дареного коня, но он добавляет, мол, лучше останется в Москве в качестве нелегала: работу и жилье найдет сам.

 

Евгения Чуринова из поселка Родаково Луганской области тоже не ждет милостей от судьбы. Уже несколько дней она сидит в интернете, выбирая, в каком регионе больше шансов для мужа устроиться по специальности – машинист электропоезда. Супруг в это время расчищает от леса прилегающие к лагерю территории, зарабатывая тысячу рублей в день. 

 

 

В Москве официально нет ни одного временного пункта. Но есть частное общежитие в Курьянове, куда беженцев пускают бесплатно – из альтруистических побуждений собственника, утверждает Владимир, администратор. Условия спартанские: по 8–10 человек в одной комнате, питания нет, но есть гуманитарная помощь простых москвичей. «Сегодня звонили, говорят, составляйте список продуктов, поедем завтра в Metro, купим и привезем», – говорит Владимир. Вместе мы идем по комнатам. Пожелания незатейливы – крупы, чай, сахар, вода. Семьям, где есть мужчины, легче: как правило, те находят хоть какую-то работу. А вот женщинам, особенно немолодым, без российского паспорта устроиться почти нереально. Если бы не сердобольные граждане, многие из них жили бы впроголодь.    

 

В одной из комнат меня зовут пить чай и предлагают вареную кукурузу – оттуда, с Украины. Все заставлено двухъярусными нарами, между ними узкий проход. Тяжелый, спертый воздух. Мая из Славянска пробует уснуть, закрывшись пологом, то есть свисающей с верхнего места простыней, но потом вступает в разговор. Уже два месяца она пытается найти работу. Как слышат про украинское гражданство, кладут трубку. Я рассказываю про временное убежище, трудоустройство, квоты по регионам. Сами они ничего не знают. Говорят, в УФМС по Москве прогнали, не объяснили. Думаю, дело не в зловредности столичных чиновников: эти люди, беженцы, зачастую разменявшие шестой десяток, вырванные из привычной жизни, тяжело адаптируются к новым условиям. 

 

 

Я спрашиваю у Владимира, как зовут хозяина здания. Но оказывается, тот предпочитает не светиться, с журналистами не общается. Известно лишь, что у него несколько бюджетных общежитий (из разряда 300–500 рублей койко-место в сутки) и строится большой объект в Пушкине. Сам Владимир – из Донецка. «Я 15 лет отработал на шахте, у меня машина, квартира трехкомнатная. В том самом районе Петровский, который первым обстреляли, точнее, бомбили», – рассказывает он. После обстрела шахтер отправил семью в Крым, а сам остался, даже делал небольшой ремонт. – Мне казалось, вся чехарда скоро закончится. Ну в самом деле, не будет же армия штурмовать город-миллионник?» Но даже после этого Владимир не испытывает большой симпатии к ополченцам и озлобленности против официального Киева. «Я не знаю, зачем эта война. По-моему, Россия с Америкой разбираются, а украинцы – разменная монета». 

На помощь беженцам из федерального бюджета выделено почти 5 млрд рублей. Из них 3,5 млрд на обустройство временных лагерей. Цифра рассчитана исходя из нормы 800 рублей в день на человека. Сюда входит проживание, питание, а также переезд в выбранный регион. Другое дело – украинцы, которых граждане России разместили у себя дома. На одного беженца полагается лишь 100 рублей в день. 

 

Федеральное финансирование пошло относительно недавно. На какие деньги ранее создавались временные пункты, рассмотрим на примере Ростовской области. Это один из лидеров по притоку беженцев: более пяти тысяч в лагерях и почти 40 тысяч в частном секторе. Как рассказывают местные, в регионе действует близкий губернатору фонд «Доброе дело». Когда возникла необходимость, местный бизнес убедительно попросили сделать пожертвования. С 4 июня по 12 августа (последние доступные сведения) удалось собрать почти 32 млн рублей. По 300 тысяч перечислили, например, ФГУП РНИИРС и ФГУП Всероссийский НИИ авиационных материалов, около 380 тысяч – ОАО «Донэнерго», примерно 425 тысяч – сотрудники ФГУП Госкорпорация по ОРВД из своих зарплат. Фонд потратил 23 млн рублей на содержание лагерей, питание, оплату автобусов, постельных принадлежностей, покупку товаров в сети «Магнит». 

 

Лагерю «Дмитриадовский» принадлежит ООО ДОЦ пансионат «Красный десант». За неполные три месяца фонд перечислил туда примерно 2,8 млн рублей. По словам директора лагеря Николая Вдовченко, расчет производился исходя из 500, а не 800 рублей в день на человека. «Поэтому мы все тут без зарплаты сидим, да еще задолжали контрагентам», – говорит он. Спасти ситуацию должно федеральное финансирование. 

 

Впрочем, собственникам лагеря грех жаловаться. «Дмитриадовский» долгие годы принадлежал федерации профсоюзов Ростовской области и лишь весной текущего года был выкуплен частниками – Виктором Пархоменко и Виталием Латышевым. Территория была сильно запущенной, новые хозяева вложили немало денег в обустройство. А потом оказалось, что бизнес-расчет не оправдался: детей на первую смену приехало мало. И тут весьма кстати подвернулось предложение разместить беженцев. По словам Вдовченко, когда поступят федеральные деньги, собственники от всего происходящего окажутся в плюсе.  

 

Виталий Латышев – депутат Неклиновского районного собрания, член «Единой России» и собственник ряда объектов на побережье. Его коллега по парламенту Юрий Шаталов описывает в своем ЖЖ некрасивую ситуацию с выкупом другого детского лагеря, «Орленок». Годовая аренда этого ДОЦа стоила около 1 млн рублей, а приобрести весь объект Латышеву якобы удалось за 3,7 млн рублей. По словам Шаталова, решение о продаже имущества было принято на заседании депутатов 10 июня 2013 года.      

 

Я спрашиваю беженцев, как они относятся к официальной украинской власти, что думают о войне. И понимаю, пообщавшись примерно с тремя десятками человек, что российским каналам несложно было найти «страшилку» вроде пресловутого распятого мальчика в Славянске. О зверствах, якобы чинимых «фашистами», рассказывают много, охотно, хотя и без особых доказательств. На войне вообще слишком много слухов и мало правды. Но эти люди действительно озлоблены против Киева. Их можно понять: разрушены дома, погибли близкие, сломаны жизни, а впереди – неизвестность. Можно возразить, что жители Донбасса сами выбрали свой путь, проголосовав за отделение от Украины. Но это слишком простая картина, не учитывающая многих факторов. К тому же снаряды ведь бьют не только в дома активистов референдума. Еще можно говорить о роли российской пропаганды, добровольцах, возможно, поставках техники. Но все это не имело бы значения, не будь в Донбассе готовности воевать. Поэтому происходящее – конечно, не операция против каких-то отдельных террористов, а настоящая гражданская война. В которой каждая из сторон пока не готова признать за другой право на существование.