Справедливые чувства, вполне обоснованные. Однако данной статьей хотелось бы перевернуть медаль, и дать читателю возможность лицезреть другую сторону вопроса украинского беспризорничества. Другую сторону. Неприглядную. Ту, которую не озвучивают грантоеды-правозащитники. Ту, которую прячут от пытливых глаз любители рассуждений о «бедных детях улицы»...
Гарри Гудини
Мы обнаружили беспризорника Руслана возле МакДональдса на Севастопольской площади. Он напряженно поглощал какую-то мутную жижу из пластикового стаканчика.
Нам с фотографом Андреем Лобановым не обрадовался. Повернул голову, глянул, отвернулся. Доедал. Рядом с Русланом маячило еще одно «дитя улиц». С мрачным поглотителем жижи я знаком, со вторым знакомимся:
– Миша!
Это приятель нашего героя, скрашивающий его одинокое пребывание на чердаке «сталинки». Вообще, они там втроем живут. Но третьего, «настоящего психа», как охарактеризовали его беспризорники, сейчас нет:
– Куда-то уехал, – расплывчато объясняет Руслан.
Уехал – и слава Богу. Психов нам еще не хватало...
Мы объясняем – хотим вас сфотографировать, глянуть, где живете, а потом на вокзал проедемся, покажете продавщиц клея. Может, и на Керченскую заскочим, задокументируем для потомков дядю Вову, детей избивающего.
Руслан какой-то приторможенный, Миша, напротив, болтает всякую чепуху. Несет околесицу – о фотоаппарате, о том, какой он славный парень, о еде, о холодах.
Идем к ним домой – на чердак. Подъезд пятиэтажного дома сталинской постройки, узкий лифт. Втискиваемся. И тут мы с фотографом почти одновременно задаем вопрос:
– Ребята, а чем это от вас несет?
Несет клеем. Причем вонь такая, как будто пацаны все утро башмаки чинили.
– Вы что – нюхали с утра?
– Да, – кивает Руслан.
Теперь понятна его заторможенность, и глупая болтливость Миши тоже понятна. Поднимаемся на последний этаж, идем наверх. Железная решетка, закрытая на замок.
– И как мы здесь пролезем? – не понимаю я.
– А вот так, – Миша снимает куртку и совершает быстрый акробатический номер.
Мы с Лобановым прозреваем:
– А ну-ка, повтори еще раз, – просит фотограф.
Миша с удовольствием повторяет.
– Ты прям Гарри Гудини, – восхищенно замечает Лобанов.
Миша кивает – да, мол, это правда. Кто такой Гарри Гудини беспризорник не знает – 200%...
Зачем нюхаю? Ну, так. Прикольно...
Критически осматриваем себя. Мы явно в эту щель под потолком не пролезем.
– А как-то по-другому тут нельзя пройти?
– Нет, – отвечает Руслан.
– Да, – говорит Миша. – Я могу пройти на другую сторону крыши и открыть вам дверь в подъезд изнутри.
– А точно, – кивает Руслан.
Он «висит», лицо не выражает ровным счетом ничего, глаза стеклянные.
Михаил исчезает за решеткой, мы же втроем спускаемся вниз. Идем ко второму подъезду.
– Ты зачем нюхаешь? – интересуюсь у Руслана.
– Ну, так... Прикольно.
Беспризорники не имеют ключа к электронному замку. Если бы на дверях была стандартная (и абсолютно бесполезная) «нажималка» с кодом, мы не ждали бы, пока нам откроют изнутри.
Замок испускает трель. В проеме показывается грязное лицо Миши. Мы внутри. В лифте страшно воняет «Моментом».
В этом подъезде чердак открыт. Поднимаемся по лестницам, доходим до досок, переброшенных через лестничный пролет и соединяющих нас с заветным выходом на крышу.
Прыг-скок – и вот мы на вершине мира.
Вокруг под нами жилые дома, люди на балконах курят, а мы с беспризорниками шастаем по крыше.
– Нагибайтесь, может током ударить, – предупреждают нас ребята, указывая на множество проводов, подобно паутине опутавших здесь все.
Я к ним спиной не повернусь
Пересекаем крышу, подходим к лестнице, ведущей в жилище «детей улиц». Руслан лезет первым и быстро исчезает во тьме. За ним прыгает Миша.
Надо бы нам ползти в эту темную, пропахшую фекалиями неизвестность, и вдруг...
И вдруг у меня внутри раздается звоночек. Это своего рода красная лампочка-предупреждение, не позволяющая перебегать дороги и употреблять в пищу непонятно где собранные грибы. Я осознаю, что эти пацаны, которые провели на улице, по подвалам да чердакам большую часть своей жизни, прикончат нас здесь без малейших зазрений совести. За одежду прикончат, за фотокамеру. И никто даже тела не найдет, вот что обидно!
Стыдясь собственного малодушия, делюсь своими мыслями с Лобановым. Советую спиной к ребяткам не поворачиваться. А то всякое бывает...
Вся стена над лестницей исписана. Послания к потомкам скупы на эпитеты, зато содержательны. Особо проникновенным кажется глубокомысленное обращение «вы все ублютки».
Пол усеян пустыми тюбиками из-под клея, но это – вялые цветочки по сравнению с тем, что увидим мы в самом жилище. Идем практически на ощупь. Впрочем, «идем» – громко сказано. Ползем по-гусиному. Над головой нависает низкий потолок, выступы (об один я здорово хлопнусь лбом на обратном пути), под ногами – какие-то банки. Доползаем до комнаты отдыха. Здесь пацаны спят и проводят досуг.
Мусора – по колено. Описывать нет смысла – смотрите сами.
Туалет
По всему периметру стоят пятилитровые бутылки с желтой и коричневой жидкостью. Догадку о содержимом бутылок отгоняю, как нелепую и дикую. А зря.
– Моча, – подтверждают пацаны, – не по углам же ссать.
Шок от места, где мы находимся временно, а наши спутники ночуют постоянно, формируется в вопрос:
– И что дальше будете делать?
Руслан как-то сразу скисает. Он и до того был заторможенный, а теперь совсем в себя уходит. Сидит, ковыряет грязным пальцем грязный пол.
Миша же, напротив, ржет и отвечает:
– А что? Нормально. Хочу фотографом стать.
Руслан бросает секундный взгляд на товарища. Криво улыбается.
– Я тебе найду камеру, дам, – говорит Андрей Лобанов.
Миша изображает на лице собачью радость. Руслан опять косится на него.
– Он тебе камеру подарит, а ты ее впаришь в тот же день, верно? – спрашиваю я.
– Нет, вы что?! – удивляется Миша.
Руслан же на мое предположение утвердительно кивает.
Точно впарит. В тот же день. И накупит себе клея два ящика. Чтобы можно было нанюхаться до смерти.
Взгляд обездоленного
– Так что же дальше будет, пацаны? Это же не жизнь, вы понимаете хоть?
– Да, понимаю, – выражение лица у Миши в одно мгновение становится скорбным.
Он начинает гнусавить о мамке, которая умерла, и о злой тетке, которая на него точит зуб и житья не дает.
Голос становится приторно-жалостливым, противным. В метро такими голосами уже не один год выводят чумазые «скитальцы» песню «только мама». Они исполняют ее именно так, гнусаво – «тэлькэ мэма».
Я слушаю эти сказки, и понимание опускается мне на голову. То, как Миша зыркает на нас с фотографом в секундных перерывах своего повествования, то, как он гнусавит, то, как уныло ковыряет грязным пальцем грязный пол Руслан – все это вдруг складывается в одну картину. Неприглядную картину причины бед этих пацанов.
Взгляд – «Поверили или нет?»
А причины-то и нет! Вернее, причина была когда-то давно, когда непросыхающая селянка отказалась от сына Руслана, когда непросыхающий житель Бердичева потерял контроль над сыном Мишей. Эти причины давно ушли в прошлое, но пацаны живут так потому, что ИМ ТАК ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ!
– Слышишь, – обрываю я Мишу, – а вам ведь все пофиг, да, парни?
Он смотрит на меня мгновение. Лицо расплывается в улыбке:
– Да, гыгагыгагага!!!
Грызет семечки, предлагает угоститься медом, хвастает запасами варенья. Весь минор как рукой сняло.
– А ты почему не работаешь? – спрашиваю я у Миши.
Знаю, что паспорт у него, в отличие от Руслана, есть.
– Да я это… Я работал, меня обманули... – по глазам видно, что врет, что плевал он и на работу тоже.
Руслан неожиданно делится переживаниями о последнем «вислове»:
– Выпили бутылку водки на двоих, валялись тут...
Идем к выходу. Миша позирует за решеткой. Аналогии с зоной его не пугают. Ему и зона пофиг.
На улице Миша начинает рассказывать о «телках», которых он с пацанами навещает. Живут музы грязных уличных бродяг в пригороде.
«Женская» тема муссируется Мишей очень активно. И это пугает. Он показывает на идущую нам навстречу девчонку и приговаривает, совершая судорожные движения телом:
– О, это мне нравится, о...
Бьюсь об заклад – любой плаксивый правозащитник, размазывающий сопли по детям улиц, прозрел бы, увидев взгляд этого «обездоленного» на девочку, идущую по двору. Правозащитники, прозрейте! Этот паренек с удовольствием изнасилует вашу дочь и отметит изнасилование, раздавив бутылку водки на чердаке.
На вокзал мы не поехали. Общения с беспризорниками хватило мне через край. Конкретно по этим двум я могу еще раз утвердительно сказать следующее – они живут так, как им хочется.
Им так нравится. Они живут сегодняшним днем и не думают не только о дне завтрашнем, они не знают, и знать не хотят о том, что случится через час. Плевать им на все. Они, безусловно, стопроцентный продукт нашего общества. Пацаны эти – гипертрофированный кусок жирного пласта молодых людей, постепенно превращающихся в животных. У тех есть квартира и пожрать на каждый день. Но суть – одна и та же. Общество потребителей, и отбросы общества потребителей – беспризорники с замашками потребителей.
Эти ребята, каждый день нюхающие клей и вожделенно рассматривающие женщин, ходят по нашим улицам. Эти люди с повадками животных охраняют территорию. Миша рассказывал, что залетных (на район) они «приветливо встречают». Можно только представить, как...
Эти детки взрослеют и становятся матерыми волчарами, готовыми на любую мерзость. С ними сюсюкать не нужно. Для того чтобы беспризорники исчезли, нам необходимы резкие люди в кожанках и с наганами. Нам нужны Макаренки, исцеляющие бродяг трудом и кулаком. Нам нужны мощные психологи, а не садисты-дебилы с тремя классами образования в детских комнатах милиции.
Но никто детьми улиц не занимается. И потому, уважаемые мещане, всегда будьте готовы к встрече с такими ребятками, готовыми порвать вас за 20 гривен...