«Украина для нас - самый близкий, братский народ, имеющий общие с нами исторические, культурные, мировоззренческие и цивилизационные корни», - заявил на днях глава российского МИДа Сергей Лавров, комментируя ход выполнения договоренностей Минского мира. И многозначительно добавил, что Россия собирается «помочь украинским братьям договориться о том, как им обустраивать свою страну»…
История родства
Для большинства украинцев высказанная Сергеем Лавровым затасканная тирада о «братском народе» воспринимается в наши дни весьма странно и неуместно, практически как насмешка. Как-то уж слишком цинично сначала отжимать у «братьев» Крым, спонсировать «добровольцами» и вооружением гражданскую войну на Донбассе – а потом, как ни в чем ни бывало, вновь набиваться к украинцам в близкие родственники и протягивать руку помощи. Впрочем, а помощи ли?
Интересно, что выражение «братский народ» в отношении украинцев начало использоваться сравнительно недавно – с начала 30-х годов XX века. Хотя и успело с тех пор порядочно истрепаться из-за чрезмерно частого использования по поводу и без. Изначально же в Москве (а затем Петербурге) малороссов считали братьями по православной вере, но никак не отдельным от великороссов народом. «Малороссийство» воспринимали лишь как культурную особенность населения Юга России, не более того. Этой официальной теорией «единаго православнаго народа русскаго» подчеркивались, прежде всего, безоговорочные притязания России на территории Малой и Белой Руси.
Нужно заметить, что с середины XIV и до конца XVII века это религиозное братство ничуть не мешало православным Великого княжества Литовского (затем Речи Посполитой) ожесточенно воевать против православных Великого княжества Московского (затем Русского царства). А в наше время отмечать 4 ноября как освобождение Кремля православным воинством Трубецкого и Пожарского от православных же казаков и «литовских людей» несостоявшегося царя Владислава. Но когда хитрый гетман Хмельницкий решил попросить поддержки у Москвы, то политически он обосновал свою просьбу именно помощью православным братьям. Ему не отказали. В те годы подобный повод часто использовали для начала больших войн: католики «вступались» за католиков, протестанты «защищали» протестантов, даже если всего пару лет назад они насаживали друг друга на пики. Почему же это не могли делать православные?
Дальнейшее расширение России шло за счет земель, населенных народами либо не православными, либо слишком уж «нерусскими». Искать «своих» приходилось за тридевять земель и с боями пробиваться им на помощь, по пути завоевывая новые территории. Поэтому вместе с идеей славянофильства возник и термин «братский народ» - и первыми оным титулом одарили болгар и сербов. Но в своем неистовом стремлении «освободить» Евразию неутомимо расширявшаяся Российская империя надорвалась – и дело закончилось пролетарской революцией.
У левых в те годы были свои представления о братстве. Одни носились с идеей Европейской Федерации национальных республик, считая братьями все народы, независимо от их этнической принадлежности и вероисповедания. Другие делили людей на классы и заявляли, что все трудящиеся друг другу братья – опять же, независимо от цвета кожи и языка. Поэтому никто из них не считал, что украинцы русским - братья, а вот, скажем, венгры – нет. И Тухачевский отправился в свой поход под политическим предлогом помощи братскому немецкому пролетариату, прямо через Польшу.
И лишь после разгрома лево-большевистского крыла в начале 30-х годов в политику вновь возвращается славянофильство. Но теперь уже несколько измененное, в его урезанном советском варианте: не отбирая у украинцев и белорусов право быть самостоятельными народами, их объявили особо приближенными братьями народа русского, коими стали бывшие великороссы.
Возможно, таким способом в Москве хотели упрочить «братский» союз советских республик. А может быть, хотели дать политическое обоснование аннексии Восточной Польши, известной так же как Западная Украина. Никак не мог благородный русский народ не протянуть руку помощи братьям-украинцам, страдающим под игом польских панов! Ну а об интересах живших там же поляков и евреев, понятное дело, умолчали – ведь они не были братскими народами.
Наконец, в 1954 году по инициативе Хрущева было пышно, с помпезностью отпраздновано 300-летие Переяславской Рады, теперь именуемой не иначе как «воссоединение Украины с Россией». Под лозунгами «навеки вместе!», идея «братства» двух народов была в обязательном порядке интегрирована во все сферы жизни: культуру, образование, политику. И, в конечном итоге, на этой идее выросли целых два советских поколения.
Днем они дерутся, а вечером…
К концу 80-х советские лозунги были изрядно затасканы, и на них мало кто обращал внимание. Однако «братство народов», как и «борьба за мир», у многих прижились на подсознательном уровне, так что учителя и парторги старались не зря. И когда начался развал Союза, то сторонники его сохранения аргументировали, прежде всего, «братскими отношениями» Украины, России и Беларуси, неустанно повторяя цитату Солженицына «…нельзя резать по-живому».
Тем не менее, Союз зарезали. Потому что прагматические экономические интересы республиканских чиновников и почувствовавших запах капитализма фарцовщиков оказались выше инфантильных лозунгов и бескорыстного братства. Впрочем, вскоре и ему нашли применение в бизнесе.
О «братских отношениях» вспомнили во второй половине 90-х, когда Киеву понадобилось чем-то расплачиваться за стыренный газ, а Москве – официально оформить своё присутствие в Севастополе. Порешали всё действительно «по-братски», в результате чего Украина осталась без большей части ЧФ, без стратегической авиации (которую бы она всё равно порезала) и без права выгонять россиян из Крыма до 2017 года. Заодно оставили совершенно открытую украино-российскую границу: показывай паспорт, плати бакшиш пограничнику – и проезжай свободно! Братство!
Повторная попытка наладить «родственные отношения» просто провалилась. Поскольку за пустыми лозунгами, вытащенными из старых методичек советских лекторов, стояли обыкновенные коррупционные сговоры вороватых элит, спешащих продать как можно больший кусок родины. «Верхи» получали откаты, строили схемы и садились на потоки, отмечая это хорошим коньяком в шикарных саунах: ну, за братство! «Низы» с этого не имели вообще ничего – ни денег, ни братства. Элиты Украины и России, преследуя сугубо личные корыстные интересы, так и не удосужились запустить и профинансировать какие-то программы «воссоединения народов».
Зато на этой теме долгие годы спекулировали и поднимали свой рейтинг политики. Причем не только те, кто обещал создать «славянский союз» сразу после выборов. Идеология «братства» имеет и своего антипода – например, украинский национализм. Чем больше одни говорили о «братстве народов», тем громче другие орали «геть від Москви!» - и имели успех среди своих фанатов.
Но националисты горячились зря: отношения постсоветской Украины и России строились на разных интересах – экономических, геополитических, но никогда не на «братстве». Собственно говоря, никто никогда не мог толком сказать, а что же оно собою представляет? Или чем оно, скажем, отличается от просто добрососедских отношений? Разве две находящиеся рядом страны, два живущих рядом народа не могут просто дружить и сотрудничать? Обязательно ли быть при этом родственниками?
Казалось, что никакого «братства» вообще нет, что это просто придуманный политиками повод: для одних не платить за украденное, а для других брать без спросу чужое. Что Россия навязывает Украине родственные отношения лишь для того, чтобы та дружила и сотрудничала только с ней, а не с Европой или Америкой. И как только Киев поворачивался лицом на Запад, ему в спину летело «вы предали вековое братство!», «хохлы – предатели!», «вы все равно к нам вернетесь!».
Даже сами отношения двух государств ставили под сомнение существование между ними какого-то «братства», поскольку напоминали качели. Они то собирались «усиливать партнерство» вплоть до создания каких-то союзов, то разругивались вдребезги и устраивали друг против друга политические и экономические войны. Вряд ли себя так ведут страны, связанные «вековыми узами»…
Никогда мы не будем братьями
Существовало ли какое-то «братство» между Украиной и Россией или же это была лишь иллюзия – в любом случае, о нём больше не могло идти и речи после событий 2013-2014 гг.
Хорошо, допустим, что палки в колеса украинской евроинтеграции Путин вставлял от избытка родственных чувств, не желая отдавать немцам и французам горячо любимую Украину. Допустим, что по этой же причине Россия сразу же заняла такую радикально-негативную позицию в отношении Евромайдана, назвав его «бандеровским и фашистским» еще до того, как на нем появились экстремисты правого толка. Допустим, что горячо болея за демократию и законность в «братской» Украине, кремлевские политики с таким негодованием восприняли свержение Януковича.
Но зачем же тогда было у «братьев» под шумок Крым отбирать? Зачем было поддерживать гражданскую войну на Донбассе – политически, людьми, оружием? Разве это по-братски? Стоит ли теперь удивляться тому, что большинство украинцев – те, кому за свою державу обидно – воспринимают Россию не как «братскую страну», а как злобного агрессивного соседа?
Конечно, украинцы и сами хороши. Во время президентства Ющенко (2005-2010) Украина активно вооружала Грузию, и когда та сцепилась с Россией в войне 08.08.08, так получилось, что украинские расчеты украинских «Буков» сбили пару российских бомбардировщиков. Россияне тогда так разозлились, что еще долго «братья» грозились воздать «проклятым хохлам» сторицею. Однако же украинцы после этого не лезли к России с братскими объятиями, а стыдливо помалкивали. Мало кто одобрял случившееся, большинство считали это трагическим стечением обстоятельств.
А сегодня Кремль вновь заговорил о «братстве» после того, как всякие отношения между странами были уничтожены им же самим. Причем подобного разрыва не было ни во времена Руины, ни при Мазепе, ни в Гражданскую войну: тогда противники Москвы были хоть и очень радикальны, но все же в меньшинстве, и проигрывали пророссийски настроенным украинцам.
Нынче их соотношение совершенно иное, и это вполне понятно. В течение 360 лет украино-российской истории Москва не раз поддерживала ту или иную сторону внутренних украинских конфликтов, помогала украинцам в войнах против других держав. Но теперь Россия впервые (!) сама стала для Украины агрессором и захватчиком, умыкнув часть её территории, что практически объединило нацию.
Еще прошлой зимой украинцы делились на сторонников и противников Евромайдана, при этом, соответственно, к последним относились и сторонники сближения с Россией. Однако неожиданная нахальная аннексия Крыма была таким шоком для украинцев, что положила конец их традиционному разделению на «прозападных» и «пророссийских», сделав всех проукраинскими. Яркий пример этому – небезызвестный Вадик Титушко.
Говоря языком российских СМИ и политиков, украинцы поголовно стали «бандеровцами» и «фашистами», поскольку именно так «братья» называют тех, кто не хочет развала Украины на марионеточные анклавы. Можно сказать, что «братский» украинский народ стал «бандеровским». Хотя это, конечно, не так: сторонников национализма среди украинцев все так же мало, просто некоторым патриотизмом нынче прониклись даже аполитичные обыватели.
И это не только положило конец всяким разговорам о «братстве» и мечтам о «сближении с Россией», но и внесло очень серьезные изменения в дальнейший расклад сил. В рядах «антифашистов» и сепаратистов остались, в основном, лишь те граждане Украины, которые не хотели никакой Украины – им не нужно было свое государство, они желали жить в России. В силу того, что таких людей было очень немного (а после нескольких месяцев войны стало еще меньше), и проживали они в основном в Крыму и на Донбассе, то движение сепаратистов захлебнулось, не дойдя даже до западных границ Луганской и Донецкой областей. Остальная часть Украины его не приняла…
Что им надо?
Таким образом, пафосная речь главы российского МИДа вызывает недоумение нелепой попыткой реанимировать усопшее «братство». Еще продолжается война, на которой российские «добровольцы» стреляют из российского оружия в украинцев, так и не возвращен с извинениями и компенсацией Крым, а они уже снова лезут «дружить». Следом возникает логический вопрос: а что же задумал Кремль?
Намерение России «помочь обустроить Украину» Сергей Лавров уточнил так: установить диалог между Киевом и Новороссией, а затем провести конституционную реформу с явным прицелом на федерализацию. Так же Москва желает договориться с Киевом о новых экономических отношениях в связи с окончательным и бесповоротным выбором Украиной ассоциативного членства в ЕС.
Эти намерения можно объяснить, в первую очередь, тем, что Кремль начал искать мира с Украиной. Если весной он стоял на позиции непризнания «киевской хунты», а летом со скрипом начал диалог с новоизбранным президентом, то осенью были и встречи Путина с Порошенко (пусть и с присутствием посредников), и отведены от украинской границы российские войска, демонстративно стоявшие там полгода, и снизилась военная поддержка сепаратистов Донбасса.
Изменилась и риторика Кремля в отношении Новороссии. Весной там отказались от идеи присоединить эти области к России вслед за Крымом, порекомендовав «новороссам» поднять лозунг самостийного существования. Теперь же российские политики усаживают лидеров ЛНР-ДНР за стол переговоров с Киевом и настаивают на «федерации», то есть на возвращение мятежного региона в состав Украины.
Итак, политика России в отношении Украины изменилась. Может быть, закончилось время лихого грабежа соседа под шумок случившейся у него революции, может быть, не состоялся и был закрыт проект Новороссии от Луганска до Одессы, а может, «вот что санкции животворящие делают». Каковы бы ни были причины, но теперь Москва привела в действие свой новый план по Украине, в котором прослеживаются три цели: во-первых, замириться с Киевом, во-вторых, не потерять при этом свое лицо (и Крым), а в-третьих, остаться активным игроком в украинской политике.
Похоже, что именно поэтому в Кремле, как ни в чем ни бывало, вновь начали мусолить тему «братства». Ведь это хоть и старый, но универсальный политический предлог, чтобы сунуть свой нос в соседский дом. Он мог бы позволить России вновь предстать перед Украиной не врагом, а «Братом», глубоко озабоченным судьбой родственника и желающим ему помочь. На уровне публичной политики это могло бы «проканать».
Могло бы – будь у украинцев память чуть-чуть покороче. Однако россияне, повторим, слишком рано вновь заговорили о «братстве». Украинцы еще помнят, что Крым украден у них Россией. Украинцы все еще получают повестки на войну и похоронки с войны, которую с той стороны спонсирует Россия. И украинцы видят, что большинство россиян поддерживают и политику Путина в отношении Украины, и донбасский мятеж. Поэтому украинцы ни в какое «братство народов» уже не верят, воспринимая это выражение кто с иронией, а кто и с раздражением.
Разумеется, что у Кремля есть все шансы договориться с украинскими властями, поскольку политики всегда найдут общий язык с политиками – особенно если у них есть общие экономические интересы (например, шоколадная фабрика в Липецке). Но если слова Лаврова были обращены к украинскому народу, то он лишь зря потратил своё время…